Красное село
К Москве издавна прилегали многочисленные сёла, деревни и слободы, постепенно входившие в черту столицы. Одним из них было Красное село, память о котором запечатлена в названиях трех улиц восточнее Комсомольской площади и в наименовании московского района.
Впервые о нем узнаем из завещания 1423 г. великого князя Василия I, отдававшего во владение сыну Василию «селце оу города оу Москвы над Великим прудом». Оно располагалось к северо-востоку от водоема, на песчаных буграх, в начале дороги, ведущей на Ярославль. Южнее села, там, где из пруда вытекала речка Чечера, этот путь сливался со Стромынской дорогой и далее вел к Кремлю. Тот факт, что в первой четверти XV в. сельцо упоминается без названия, говорит о его недавнем заведении. При Василии Темном оно было обустроено и по живописности места получило название Красное.
По духовной грамоте 1462 г., Василий Темный отдавал «село Красное над Великим прудом оу города, и з дворы з городскими, что к нему потягло» своему старшему сыну Ивану, и с тех пор на протяжении нескольких столетий оно находилось в дворцовом ведомстве. Иван III имел здесь загородный двор.
В трудные моменты русской истории тут неоднократно решалась судьба страны. Одним из них стал 1480 г., когда встал вопрос — сможет ли Русь окончательно избавиться от татарского ига. Воспользовавшись разладом Ивана III с братьями, хан Ахмат двинул войска на Русь и подошел к Оке. Сюда стягивались и русские рати. Но Ахмат не решился переправиться через реку, а направился к Угре, рассчитывая соединиться с польско-литовскими силами короля Казимира. Узнав об этом, Иван III возвратился в столицу и расположился в Красном. При московском дворе образовались две партии. Одна из них требовала не предпринимать активных действий и пойти на уступки Орде. Другие, напротив, стояли за решительный отпор противнику. Москвичи, в ожидании предполагаемой осады, перебрались в Кремль и стали упрекать возвратившегося государя: «а нынеча разгневив царя сам, выхода ему не платив, нас выдаешь царю и татаром». Отъезд Ивана III из армии кроме недовольства в столице вызвал и нарекания ростовского архиепископа Вассиана, потребовавшего, чтобы великий князь немедленно ехал к войскам: «Вся кровь на тебя падет христианская, что ты… бежишь прочь, а бою не поставя с татарами». К князю направилась депутация из духовенства и бояр. Иван III, по сообщению летописца, должен был оправдываться перед ними и возвратиться к войскам. Как известно, в результате последовавшего многодневного «стояния» на Угре Ахмат был вынужден повернуть обратно и с ненавистным татарским игом было покончено.
По материалам следующего столетия, Красное село сильно разрослось. Иноземец Конрад Буссов отмечал, что тут «жили богатые купцы и золотых дел мастера, имевшие в Москве друзей и родственников». Шведский агент Петр Петрей насчитал в нем 700 ремесленников и торговцев. Иностранцы верно подметили главную особенность Красного села — оно носило характер слободы. О богатстве его обитателей говорит найденная археологами оконная слюда. Это редчайший случай в сельских поселениях, где окна обычно затягивали тряпьем или бычьим пузырем.
В период Смутного времени Красное было фактическим ключом к Москве. Именно сюда 1 июня 1605 г. прибыли гонцы Лжедмитрия I — Наум Плещеев и Гаврила Пушкин с листами от самозванца. Поднять жителей села не составило особого труда. Мужики, говорит летописец, «их приняли и рады им были». Узнав о переходе красносельцев на сторону противника, царь Федор Годунов повелел конным сотням детей боярских рубить мятежников. Но те не дошли до Красного: встретив сопротивление казаков, отряд воротился назад. Тем временем Плещеев и Пушкин, окруженные народом, вошли в столицу и на Лобном месте зачитали грамоты «царевича». Москва перешла в руки самозванца.
Через полтора года Болотников, подойдя к Москве и осадив столицу, не учел значения Красного села и только в конце своей осады попытался захватить его, чтобы осуществить таким образом план полной блокады города. Но это ему не удалось.
Зато это хорошо понимал царь Василий Шуйский, который, борясь с «тушинским вором», в 1609 г. приказал «быти в Красном селе для оберегания от воров изменников воеводе Никите Михайлову сыну Пушкина да Нелюбу Васильеву сыну Огареву». С ними было более 600 стрельцов, около 300 ратников и 10 пищалей. Осознавал стратегическое положение села и самозванец. В 1609 г. Красное село было сожжено казачьим атаманом Гороховым, который переметнулся из стана Шуйского в лагерь «тушинского вора». В итоге конец царя был предопределен.
После Смуты село медленно восстанавливалось. К 1638 г. в нем считали 118, а в 1646 г. — 120 дворов. Треть населения занималась торговлей и ремеслами, обслуживала царское хозяйство. Среди них упомянуты люди разных профессий — хлебники, мясники, извозчики, каменщики, серебряник, замочник, сапожник и др. Расходные записи донесли имя красносельского купца Якимки Семенова, поставлявшего царю юфть, ремни и кожи для отделки дворцов.
В XVII в. был заселен ближайший участок дороги к поселению, где сегодня пролегает Нижняя Красносельская улица. С 20-х годов XVII в. упоминается стоявшая на ней деревянная Покровская церковь, при которой в конце того же столетия появился придел Николая Чудотворца. По близости ручья Ольховец за ней вскоре закрепилось наименование «на Ольховце». В 1730 г. был напечатан указ о строительстве каменного храма: предполагалось прибавить новый придел Иоанна Предтечи. Церковь неоднократно перестраивалась впоследствии, пока ее классический облик не был закреплен в 1838 г. мастерством О.И. Бове. Покровская церковь являлась главной доминантой южной половины села, где группировалась большая часть поселения.
В северной части главной была Крестовоздвиженская церковь. В 1692 г. на месте прежней деревянной была построена каменная, которую чаще именовали по приделу Тихвинской иконы Божьей матери. В основе ее лежал четырехугольный в плане объем. На него опирался массивный восьмерик, грани и обрамления окон которого были украшены полуколоннами и треугольными сандриками. Далее следовала восьмигранная ломаная крыша и главка на барабане, который повторял украшение восьмерика. И в композиции, и в деталях храма отчетливо проявились черты так называемого нарышкинского барокко, правда, довольно скромного, без привычной пышности. Строительство храма в северной части Красного села было связано с расположенным вблизи царским дворцом. Это же объясняет и меньшую населенность этой территории по сравнению с южной половиной.
Красносельский дворец в XVII в. не был значительным архитектурным явлением, как Коломенский или Преображенский. Он включал в себя деревянные жилые покои, придворную церковь Спаса и службы. Хоромы располагались на северном берегу пруда и фасадом выходили на водоем. В 1747 г. дворец ремонтировался под началом известного архитектора Ивана Мичурина. В 1776 г. церковь Спаса была упразднена «за ветхостью» и разобрана, а утварь передали в храм дворцового приселка Гольяново. В 1790 г. сломали последние остатки деревянного дворца, а его место стали сдавать на откуп частным лицам.
Цари посещали Красное село нечасто, и то, если охота происходила поблизости. Алексей Михайлович и его наследники больше любили Коломенское, соседние Преображенское и Измайлово. Поэтому в Красном не возникает образцовых садов или придворного театра. Хозяйственные работы касались лишь крайних надобностей: пришлось засыпать заросшие участки пруда, а в 1684 г. соорудили деревянную плотину с мостом, вероятно, на месте прежних. Плотину поставили и на верхнем течении реки Рыбинки.
Больше внимания уделял Красному селу Петр I. Долгое время среди крестьян сохранялось местное предание, рассказывающее, что пруд в старое время именовался Русальским. Уверяли, что в молодости Петр I любил кататься по нему, особенно в Троицын день. Однако Петровская эпоха отразилась на Красном селе скорее с военной стороны. К западу от него встал Артиллерийский, а к востоку — Фуражный и Житный дворы. В Рейхсмузеуме Амстердама сохранилась любопытная гравюра Адриана Шхонебека, изображающая фейерверк в Красном селе 12 февраля 1697 г. Он был устроен по случаю возвращения русской армии из-под Азова. «Огненная потеха» стала настоящим театральным представлением. Двуглавый орел разил горящими стрелами османский полумесяц. На большом столпе красовалась латинская надпись «Виктория». На пруду были устроены фонтаны и поставлено изображение Нептуна. На главных воротах красовался вензель Петра I и надпись по-латыни: «Да здравствует царь Петр Алексеевич». Изображено много людей, прибывших на праздник из Москвы. Поодаль, на заднем плане гравюры можно разглядеть деревянные сельские избы.
В конце XVII в. в Красном считали 220 дворов, большинство которых теперь стало находиться на северной половине села, расширившейся к западу. Кроме дворцовых крестьян здесь жили подьячие, сокольники, ловцы, купцы, стольник и думный дьяк. Двор с прудом и садом имел «господин Шеин», сподвижник Петра I. Купцы и ремесленники все больше уходили в город, и торговая жизнь села развивалась слабо. Несмотря на указ 9 апреля 1714 г. о запрещении слобожанам селиться на «белой» земле (в ту пору Красное причисляли к слободам), население его к 1720-м годам сильно сократилось. В приходах обеих церквей теперь значилось около 80 дворов.
В середине и конце XVIII в. к югу от Красного пруда, по берегам речки Чечеры, проходили народные гулянья. Здесь стояло много качелей и других увеселений. В 1759 г. Ж.Б. Локателли был построен деревянный театр. Оперный дом на Красном пруду включал партер, ложи, занавес для сцены и систему кулис. В нем устраивали «публичный машкерад», а позже ставили итальянские оперы. Ложи продавались на весь сезон и отделывались теми, кто их приобретал. В 1759 г. командированные из Петербурга в Москву для устройства театра актеры Ф.Г. Волков и Я.Д. Шумский ставили в «Локателлиевом доме» русские спектакли. Роли игрались студентами Московского университета и гимназистами-разночинцами. Антрепренер стал набирать их из среды учеников, которым давал знания по музыке, танцам и актерской игре. В 1760 г. таковых насчитывалось 19 человек. Однако публичный театр не смог существовать лишь на частных сборах. В 1761 г. он «рушился совершенно», а в следующем и вовсе был закрыт, так как резко упала выручка от спектаклей. В это же время Ф.Г. Волков увозит в Петербург ведущих московских актеров.
Прокладка в 1742—1747 гг. Камер-Коллежского вала фактически очертила новую границу Москвы, в которую включалось и Красное село. С этого времени оно окончательно стало терять сельский уклад. В конце XVIII в. здесь считали 80 домовладельцев, то есть на протяжении почти столетия население держалось на одном уровне. Около половины дворов принадлежало чиновникам и военным, а около четверти — купцам.
Панкратьевская слобода
В Земляном городе, между нынешними Сретенкой и Мясницкой, расположился Панкратьевский переулок, названный так по находившейся здесь в XVII в. черной Панкратьевской слободе. Она была названа так, очевидно, по церкви святого Панкратия, известной в сохранившихся документах с 1620 г.
В ней жили по преимуществу скорняки. Они работали на дому и имели свои лавки в Скорняжном ряду, где торговали готовыми изделиями.
Особенностью мехового рынка в XVII в. было то, что на нем преобладали крупные партии мехов. Значительная часть его контролировалась казной, куда меха поступали в качестве ясака с нерусских народностей или десятинного сбора с соболиного и других пушных промыслов, которыми занимались русские охотники. Кроме этого, крупные партии мехов принадлежали торговым людям, приобретавшим их на важнейшем из пушных рынков XVII в. — Соли Вычегодской. Невыделанные меха привозились в Москву и здесь подвергались выделке.
Труд скорняков распадался на два основных этапа: выделку сырых шкурок и подбор и сшивание шкурок в меха. При этом меха различались между собой по качеству пластин и делились на «хребтовые», «черевьи», «душчатые», «лапчатые», «лбовые» и «хвостовые». Технология их изготовления заключалась в том, что каждая шкурка разрезалась на части, которые затем сшивались: хребтовый мех с хребтовым, мех с живота — с таким же ( «черевий»), мех с шеи — с шейным ( «душчатый») и т.д. Закройка мехов требовала большого мастерства, поскольку неопытный скорняк мог легко их испортить. Поэтому из их cреды выделялись наиболее искусные мастера-закройщики.
Помимо частных лиц основным заказчиком скорняков Панкратьевской слободы выступал Приказ Новгородской четверти, куда поступал ясак с Кольских лопарей, пустозерских ненцев, чердынских манси, кунгурских татар. При этом наиболее дорогие меха — собольи и куньи — приказ никогда не отдавал на сторону. Для их переработки скорняки призывались в помещение приказа, где работали под надзором приказных подьячих. За свой труд они получали поденный корм и по 9—10 денег. Что же касается более дешевых мехов, например песцовых, то они выдавались для выделки по домам. Работа оплачивалась сдельно, обычно по 4 деньги за шкурку. Кроме того, отдельно возмещалась стоимость подсобных материалов: муки, отрубей, кваса, ворвани, мела и ниток, если шкурки сшивались в меха.
Выделанный товар поступал на экспорт, который обычно шел через Свенскую ярмарку близ Брянска, где существовал значительный меховой торг. По качеству обработки мехов московская выработка считалась лучшей в России. Посетивший в 1655—1656 гг. Москву Павел Аллепский писал о работе московских скорняков: «Никто так не умеет дубить, как они, нигде, кроме как в этой стране: они выделывают его (мех. — Авт.) мягким, как шелк».
Слобода располагалась по обе стороны Сретенки, близ современного Садового кольца. Возникла она на рубеже 20—30-х годов XVII в. и в 1653 г. насчитывала 168 дворов. Позднее, при царе Алексее Михайловиче между дворами Панкратьевской слободы были поставлены дворы стрельцов поселенного здесь полка (приказа Василия Пушечникова), которым в конце века командовал Л.П. Сухарев. Об этом напоминает Костянский переулок, вплоть до 1922 г. называвшийся Стрелецким.
Мясницкая слобода
Мясницкая улица зафиксировала название Мясницкой слободы, в которой жили царские мясники. Скот пригонялся в Москву гуртами — крупными стадами. При этом требовалось, чтобы гурты, проходя города и селения, непременно следовали бы обходными дорогами и, только при неимении последних, могли проходить населенные пункты, при этом не останавливаясь в них. Подобная практика существовала вплоть до второй половины XIX в., когда в 1886 г. было предписано перевозить скот к местам убоя исключительно по железной дороге. Поскольку количество мяса, получаемого при убое, значительно отличается от общего веса животного (т.н. убойный вес), продажа скота требовала известного умения оценивать вес животного. Гуртовщики и мясники делали это на взгляд и редко ошибались, поскольку хорошо знали особенности наиболее распространенных пород скота.
Центром слободы был храм Николая Чудотворца, документально известный с 1620 г., хотя несомненно, что он существовал уже в XVI в. Церковь была снесена в 1928 г. и ныне на ее месте расположилось здание Госкомстата (ул. Мясницкая, 39).
Спасская слобода
Большая Спасская улица и Спасский тупик напоминают о стоявшей за Сретенскими воротами Земляного города казенной Спасской слободе. В ней жили различные дворцовые служители. Она образовалась в середине XVII в., а ее центром стала Спасская церковь, построенная в 1642 г.
